«Природа – сфинкс . И тем она верней
Своим искусом губит человека...»
(Ф.И.Тютчев)
Кредо
Когда бы мог мне кто ответить – откуда всё, зачем и как?
Я б стал простой рубаха-парень, а не затворник, не чудак.
Приятель мне сказал: не парься, умей по жизни успевать,
Ведь жизнь дана для наслаждений! Не для того, чтобы зевать.
Но слышу и другие толки: смирен и кроток будь душой,
Мирских заветов опасайся, до жизни жадный – труп живой.
Ведь наслажденье со страданьем в ней тесно переплетено
И что, порой, мы видим добрым, несёт одновременно зло.
«Он тешится, она страдает» – не зря в народе говорят,
И нелегко успеть по жизни, не отдавив кому-то пят.
Амбивалентность, как проклятье, терзает дух, снедает плоть,
Так что же, – доброе иль злое, в себе я должен побороть?
Пожалуй, стоит слушать старых, годами опытных людей,
Раскрыть истории страницы, Писание – ещё верней.
Я погрузился в то, что сдюжил – калейдоскоп судеб, страстей.
Кровь, ненависть, обман, насилье. И наслаждение? Людей?
Так что же – наслажденье? Чувство. И их у нас известно пять,
Они даны к существованью иль наслажденья получать?
Вкус нам зачем и обонянье? Дурные яства избегать?
А может, чтобы объедаться, а может, чтобы смаковать?
Ничто так не ласкает слух как музыка, и лесть, и голос милой,
Но времена меняются; и музыка не та, а голос милой – что за ерунда?
Футбол, красотки, шоу-представления, роскошные машины привлекают нас;
От вида ж нищеты, уродства, старости и горя – старательно отводим глаз.
Гораздо больше наслажденья приносят нам прикосновенья,
Не все конечно, не всегда. Ну, скажем, тёплая вода;
Иль, будь то, руки массажиста. Особо милые уста.
Ну, а объятия любимой, тут нет сравнения, о да!
Хоть то простые наслажденья, в них есть, однако, опасенья,
Тем паче в сложных (наркота). А если дух совсем недобрый
Захочет наслаждать себя? Завистливость, гордыня, жадность,
Где эгоизм закрыл глаза. Насколько могут быть ужасны услады этакого зла!
Одна жена – какая скука. Подайте-ка любовниц всех мастей, винца.
А может лучше «ширануться»? А завтра что-нибудь ещё повеселей...
Иному мало сытым быть, коль рядом сыты остальные,
Нет, нет, пусть будут голодны и пусть завидуют постыло.
А если от природы кто красив, силён, умён – он пожалеет,
Настигнет ненависть завистника его – уродлив, хилый станет, поглупеет.
Завистнику порой и власть не власть, других поскольку не унизит,
И славы ему явно мало, если других бесславие не видит.
Поставив целью жизни наслажденья, сбеситься может ненароком человек,
В презрении к собратьям видя оправданье иль в зависти возненавидя век.
В души потёмках сеется аморалист, а там, глядишь, насильник и садист.
Кто поборол в себе добро – поработит такого зло.
Есть мнение – лечить их надо. Идея – впрямь от сатаны.
Я врач – очки мне не втирайте, его лукавые сыны.
Пороки совести, души, не люди лечат. Та «больница»,
Отнюдь, не на земле стоит. Она названия имеет – диспатер, гадес, орк, аид...
Туда, путём лишенья жизни, сим обеспечивать «транзит»
Ещё Господь велел евреям (см. Исход, см. Левит).
И в этом нет бесчеловечности, как часто «гуманист» твердит,
Христос (нет выше человечности!), Отцу – не противостоит.
Другое дело, что убить – хоть по закону и во благо общества,
Есть в этом вера и любовь, да только мало.
Пожертвовать собой ради других – вот Праздник веры и любви!
Не это ли Христа ученье показало?
Движенье к Празднику и Праздник не одно и то же,
Хоть разделить их тоже невозможно.
И то и это делать можно, в силу веры – нужно,
Коль разум есть и сердце не недужно.
Ведь даже вор, коль он в законе,
«Болезнь» ту «вылечит» за раз.
Хоть он нам вовсе не образчик,
Сколь хуже образцы у нас!
Миндальничать не станет человек в угрозу эпидемии,
Тем более, «инфекции» души бояться должен он.
И не по слову ли Апостола Петра (Симона)
Погиб Анания с Сапфирою и Маг Симон?
Несправедливости и зла у жизни много, не оттого ль
Судью-защитника всегда искали – Бога. Или богов.
Взывая к солнцу, ветру, речке с берегов. Свершали жертвы идолам,
Поклоны клав. Носили чучела, водили хороводы у дубрав.
Пророк мидийский поучал единобожию,
Заречник избранный прилежно Пятикнижье изучал.
Индийский принц под деревом баньян стремился к просветлению,
А поздний плод Аравии уже с пелёнок саблю наточал.
Но что мне до религий тех времён, земель, народов,
Я русский. Православие – моя родная мать.
Пришёл к своим – здесь тоже, кажется, проблемы;
Как гладь обычая и матери покой вопросом нарушать?
Ты говоришь: я постоянна, неизменна,
От дней апостольских до настоящих дней.
Как странно это слышать, будто б не было
Воинственных Соборов в памяти твоей.
Сдаётся мне – ты изменилась, не успев оформиться,
В те времена, когда в помине не было Руси.
Тогда тебя с пути прямого, ценной кровью политого,
Философы, политики, сумели, всё же, сбить и увести.
Ты в первые века уже дробилась, к 16-му разделясь на Запад и Восток,
Иль это просто Запад откололся? В 16-м – в себе ещё разок.
Положим так, Восток остался прежним, но почему в 17-м тогда,
Уже восточный ствол здоровый раскололся?
Иль это снова кто-то откололся? А если говорить о постоянстве,
Его не Аввакум нарушил – Никон, а наша церковь чтит его наказ.
И кабы не заступник Никона, царь Алексей (тишайший),
Сектантами б сегодня звали нас.
Мне грустно, мама – издали, казалась ты такой,
Как о тебе твои служители вещают.
Но я приблизился и увидал «морщины»,
Что рясы, бороды и ладан закрывают.
Нам важным кажется и исполненьем завещанья,
Как дружно чаши храмовой касаемся одной.
Но разве не важней, вкушая от одной небесной Чаши,
Делиться благостью, не разделяясь меж собой?
3 1.01.11
Своим искусом губит человека...»
(Ф.И.Тютчев)
Кредо
Когда бы мог мне кто ответить – откуда всё, зачем и как?
Я б стал простой рубаха-парень, а не затворник, не чудак.
Приятель мне сказал: не парься, умей по жизни успевать,
Ведь жизнь дана для наслаждений! Не для того, чтобы зевать.
Но слышу и другие толки: смирен и кроток будь душой,
Мирских заветов опасайся, до жизни жадный – труп живой.
Ведь наслажденье со страданьем в ней тесно переплетено
И что, порой, мы видим добрым, несёт одновременно зло.
«Он тешится, она страдает» – не зря в народе говорят,
И нелегко успеть по жизни, не отдавив кому-то пят.
Амбивалентность, как проклятье, терзает дух, снедает плоть,
Так что же, – доброе иль злое, в себе я должен побороть?
Пожалуй, стоит слушать старых, годами опытных людей,
Раскрыть истории страницы, Писание – ещё верней.
Я погрузился в то, что сдюжил – калейдоскоп судеб, страстей.
Кровь, ненависть, обман, насилье. И наслаждение? Людей?
Так что же – наслажденье? Чувство. И их у нас известно пять,
Они даны к существованью иль наслажденья получать?
Вкус нам зачем и обонянье? Дурные яства избегать?
А может, чтобы объедаться, а может, чтобы смаковать?
Ничто так не ласкает слух как музыка, и лесть, и голос милой,
Но времена меняются; и музыка не та, а голос милой – что за ерунда?
Футбол, красотки, шоу-представления, роскошные машины привлекают нас;
От вида ж нищеты, уродства, старости и горя – старательно отводим глаз.
Гораздо больше наслажденья приносят нам прикосновенья,
Не все конечно, не всегда. Ну, скажем, тёплая вода;
Иль, будь то, руки массажиста. Особо милые уста.
Ну, а объятия любимой, тут нет сравнения, о да!
Хоть то простые наслажденья, в них есть, однако, опасенья,
Тем паче в сложных (наркота). А если дух совсем недобрый
Захочет наслаждать себя? Завистливость, гордыня, жадность,
Где эгоизм закрыл глаза. Насколько могут быть ужасны услады этакого зла!
Одна жена – какая скука. Подайте-ка любовниц всех мастей, винца.
А может лучше «ширануться»? А завтра что-нибудь ещё повеселей...
Иному мало сытым быть, коль рядом сыты остальные,
Нет, нет, пусть будут голодны и пусть завидуют постыло.
А если от природы кто красив, силён, умён – он пожалеет,
Настигнет ненависть завистника его – уродлив, хилый станет, поглупеет.
Завистнику порой и власть не власть, других поскольку не унизит,
И славы ему явно мало, если других бесславие не видит.
Поставив целью жизни наслажденья, сбеситься может ненароком человек,
В презрении к собратьям видя оправданье иль в зависти возненавидя век.
В души потёмках сеется аморалист, а там, глядишь, насильник и садист.
Кто поборол в себе добро – поработит такого зло.
Есть мнение – лечить их надо. Идея – впрямь от сатаны.
Я врач – очки мне не втирайте, его лукавые сыны.
Пороки совести, души, не люди лечат. Та «больница»,
Отнюдь, не на земле стоит. Она названия имеет – диспатер, гадес, орк, аид...
Туда, путём лишенья жизни, сим обеспечивать «транзит»
Ещё Господь велел евреям (см. Исход, см. Левит).
И в этом нет бесчеловечности, как часто «гуманист» твердит,
Христос (нет выше человечности!), Отцу – не противостоит.
Другое дело, что убить – хоть по закону и во благо общества,
Есть в этом вера и любовь, да только мало.
Пожертвовать собой ради других – вот Праздник веры и любви!
Не это ли Христа ученье показало?
Движенье к Празднику и Праздник не одно и то же,
Хоть разделить их тоже невозможно.
И то и это делать можно, в силу веры – нужно,
Коль разум есть и сердце не недужно.
Ведь даже вор, коль он в законе,
«Болезнь» ту «вылечит» за раз.
Хоть он нам вовсе не образчик,
Сколь хуже образцы у нас!
Миндальничать не станет человек в угрозу эпидемии,
Тем более, «инфекции» души бояться должен он.
И не по слову ли Апостола Петра (Симона)
Погиб Анания с Сапфирою и Маг Симон?
Несправедливости и зла у жизни много, не оттого ль
Судью-защитника всегда искали – Бога. Или богов.
Взывая к солнцу, ветру, речке с берегов. Свершали жертвы идолам,
Поклоны клав. Носили чучела, водили хороводы у дубрав.
Пророк мидийский поучал единобожию,
Заречник избранный прилежно Пятикнижье изучал.
Индийский принц под деревом баньян стремился к просветлению,
А поздний плод Аравии уже с пелёнок саблю наточал.
Но что мне до религий тех времён, земель, народов,
Я русский. Православие – моя родная мать.
Пришёл к своим – здесь тоже, кажется, проблемы;
Как гладь обычая и матери покой вопросом нарушать?
Ты говоришь: я постоянна, неизменна,
От дней апостольских до настоящих дней.
Как странно это слышать, будто б не было
Воинственных Соборов в памяти твоей.
Сдаётся мне – ты изменилась, не успев оформиться,
В те времена, когда в помине не было Руси.
Тогда тебя с пути прямого, ценной кровью политого,
Философы, политики, сумели, всё же, сбить и увести.
Ты в первые века уже дробилась, к 16-му разделясь на Запад и Восток,
Иль это просто Запад откололся? В 16-м – в себе ещё разок.
Положим так, Восток остался прежним, но почему в 17-м тогда,
Уже восточный ствол здоровый раскололся?
Иль это снова кто-то откололся? А если говорить о постоянстве,
Его не Аввакум нарушил – Никон, а наша церковь чтит его наказ.
И кабы не заступник Никона, царь Алексей (тишайший),
Сектантами б сегодня звали нас.
Мне грустно, мама – издали, казалась ты такой,
Как о тебе твои служители вещают.
Но я приблизился и увидал «морщины»,
Что рясы, бороды и ладан закрывают.
Нам важным кажется и исполненьем завещанья,
Как дружно чаши храмовой касаемся одной.
Но разве не важней, вкушая от одной небесной Чаши,
Делиться благостью, не разделяясь меж собой?
3 1.01.11
